Но несоответствие между величием моей задачи и ничтожеством моих современников проявилось в том, что меня не слышали и даже не видели. Мой отец умер тридцати шести лет: он был хрупким, добрым и болезненным существом, которому суждено было пройти бесследно. Это двойственное происхождение как бы от самой высшей и от самой низшей ступени на лестнице жизни. Я описал тот случай, когда до него доходит великий крик о помощи, когда сострадание, как последний грех, нисходит на него и хочет его заставить изменить себе.
Стоит только дурно поступить со мною, как я "мщу" за это, в этом можно быть уверенным.
Если следует что-нибудь вообще возразить против состояния болезни.
Я и сам сказал где-то: что было до сих пор самым большим возражением против существования.
Когда-нибудь скажут, что Гейне и я были лучшими артистами немецкого языка.
Великий поэт черпает только из своей реальности - до такой степени.
Но для этого надо быть глубоким, надо быть бездною, философом.
В понятии человека "бескорыстного", "самоотрекающегося" истинный признак. Открытие христианской морали есть событие, которому нет равного, действительная катастрофа. Здесь остаётся открытой возможность, что не человечество в упадке, а только паразитический класс людей. До меня ещё не было никакой психологии.
Здесь быть первым может оказаться проклятием, во всяком случае это рок: ибо и презираешь. Из этого места, а не из какого другого следует исходить, чтобы понять, чего хочет. Когда стадное животное сияет в блеске самой чистой добродетели, тогда исключительный человек должен быть оценкою низведён на ступень злого.
У меня будет серьёзный повод доказать чрезмерно зловещие последствия оптимизма. Смотреть на бедствия всякого рода как на возражение, как на нечто, что подлежит уничтожению.Понимают ли меня? Я знаю радость уничтожения в степени, соразмерной моей силе уничтожения - в том и другом я повинуюсь своей дионисической натуре.
